Фурии Кальдерона - Страница 43

Если бы он не задыхался от погони и борьбы за жизнь, у него наверняка захватило бы дух от красоты мавзолея принцепса.

Хотя за дверью продолжала бушевать гроза, вспыхивали молнии, барабанил по земле проливной дождь, внутри мавзолея все эти звуки казались далекими и лишенными какого-либо значения. Земля могла содрогаться, а воздух бурлить злобными фуриями, но под куполом слышались лишь негромкий шелест воды, потрескивание огня и редкое птичье чириканье.

Мавзолей был отделан не мрамором, а хрусталем. Блестящие стены возвышались на два десятка футов, откуда начинал смыкаться купол. Свет семи огней, горевших без всякого видимого топлива, пронизывал хрусталь, преломлялся в нем, повисая сотнями играющих, переливающихся радуг. Центр помещения занимал небольшой бассейн, вода которого прозрачностью и неподвижностью своей не уступала амарантскому стеклу. Пруд был окружен кольцом пышной зелени — кустов, трав, цветов и даже небольших деревьев, опрятных, словно за ними постоянно ухаживали садовники.

По периметру стены между огнями были аккуратно разложены семь комплектов оружия и доспехов: алые плащи, бронзовые щиты и мечи королевской гвардии с рукоятями из слоновой кости. За доспехами возвышались почти бесформенные фигуры из темного камня — вечно угрожающие, вечно нацелившие прорези шлемов на врага.

Посередине бассейна высился куб из черного базальта. На кубе лежала светлая фигура: изваянный из ослепительно-белого мрамора юноша. Глаза его были закрыты, словно он спал, руки сложены на груди, на рукояти лежащего на теле меча. Богато отделанный плащ был накинут на одно плечо, и из-под него виднелась солдатская кираса. В ногах стоял мраморный шлем с фамильным знаком Гаев. Волосы его, стриженные по-солдатски коротко, обрамляли красивое, с тонкими чертами лицо, хранившее мирную, сонную улыбку. Будь это не мраморное изваяние, а человек во плоти, Тави ожидал бы, что он вот-вот поднимется, наденет шлем и отправится по своим армейским делам, однако принцепс Гай умер много лет назад, еще до рождения Тави.

Краем глаза он уловил движение, но слишком устал, чтобы поворачивать голову. Рядом с ним опустилась на колени рабыня — мокрая, дрожащая. Она дотронулась до его плеча и тут же отвела руку, глядя на испачкавшую ее липкую грязь.

— Вороны и фурии! В какой-то момент мне показалось, будто сюда ввалилась горгулья.

Он подозрительно покосился на нее, но в глазах ее не было ничего, кроме усталой улыбки.

— Некогда было умыться.

— Я хотела было вернуться и искать тебя, но не видела ни зги — и ветрогривы тут же навалились. Пришлось снова спрятаться здесь.

— В этом-то и смысл, — извиняющимся тоном пояснил Тави. — Ты уж прости, но вид у тебя был такой, будто ты вот-вот упадешь.

Губы рабыни скривились в усмешке.

— Возможно, — призналась она и стерла с него еще немного грязи. — Очень умно… и очень смело. Ты не ранен?

Тави мотнул головой, пытаясь унять непроизвольную дрожь.

— Так, ерунда. Царапины. Вот устал — это да. И замерз.

Она кивнула и вытерла его перепачканный грязью лоб.

— Все равно спасибо.

Он выдавил из себя слабую улыбку.

— Меня можешь не благодарить. Я Тави из Бернардгольда.

Пальцы девушки непроизвольно коснулись ошейника; она нахмурилась и опустила взгляд.

— Амара.

— Откуда ты, Амара?

— Ниоткуда, — буркнула девушка. Она подняла глаза и осмотрелась по сторонам, явно потрясенная великолепным интерьером. — Что это за место?

— М-мавзолей п-принцепса, — дрожа, пробормотал Тави. — Это курган поля Слез. Принцепс погиб здесь в бою с маратами — еще до моего рождения.

Амара кивнула, все еще продолжая хмуриться. Она смахнула с рук большую часть глины и приложила запястье ко лбу Тави.

— У тебя жар.

Тави закрыл глаза, и веки вдруг сразу сделались слишком тяжелыми, чтобы открывать их снова. Кожу как-то странно покалывало, и ощущение это постепенно сменяло собой жгучий холод от грязи.

— Говорят, Первый лорд сам соорудил это за один день. После того, как всех тут похоронили. Целый легион. Говорят, мараты не оставили от тела принцепса почти ничего… во всяком случае, слишком мало для официальных похорон. Потому и похоронили его здесь, а не в столице.

Рабыня взяла его за руку и заставила встать, хотя и сама тряслась от холода. Он не сопротивлялся, но и стоять было нелегко из-за почти приятной немоты в членах. Он старался говорить, складывать слова, цепляясь за них, чтобы не потерять сознание.

— Здесь очень сильные фурии. Фурии Короны. Говорят, они такие сильные, что могут хранить тени всех солдат, которые погибли здесь. Их не могли отвезти домой. Слишком много тел. Сильные фурии защитят нас. Каменный курган. Земля против воздуха. Кров.

— Ты был прав, — сказала Амара.

Она позволила ему снова лечь, и он благодарно сполз по стене на пол. Сквозь покалывание во всем теле он ощущал далекое тепло, что-то замечательное, убаюкивающее. Должно быть, она отвела его к одному из огней.

— Это все я виноват, — пробормотал Тави. — Я не пригнал домой Доджера. Мой дядя… Мараты в долине.

Последовало несколько секунд потрясенного молчания.

— Что? — произнесла она наконец. — Что? Тави, о чем это ты? Какие мараты?

Он силился сказать что-то еще, ответить на вопрос рабыни, предостеречь ее. Но язык отказывался шевелиться, а мозг — складывать слова. Он сделал еще одну попытку, снова неудачную: он дрожал слишком сильно, чтобы выговорить внятно хоть слово. Амара сказала ему что-то, но он не уловил смысла сказанного — так, хаотический набор звуков. Он ощутил на себе ее руки, счищавшие с него наполовину замерзшую грязь и растиравшие его, но все это казалось почему-то далеким и ненужным.