Слишком много всякого пришлось пережить ей за несколько последних часов. Весь мир, в котором она жила до сих пор, пошатнулся, она заглянула в глаза смерти — не раз и не два. Может, этим объяснялись захлестнувшие ее эмоции, неожиданная реакция на стедгольдера? В конце концов, он производил неплохое впечатление и был к тому же не лишен привлекательности. Наверное, она испытала бы такое же влечение к любому, оказавшемуся так близко от нее. Это часто можно наблюдать у солдат, которые ходят бок о бок со смертью, поэтому используют малейшую возможность, чтобы жить полнее. Да, это, наверное, тот самый случай, решила Амара.
Однако это ни на шаг не приближало ее к выполнению ее задания. Она с досадой вздохнула. Бернард не подтвердил и не опроверг свою стычку с маратом. Напротив, при любом упоминании о ней он переводил разговор на другую тему. Гораздо старательнее, подумала она, чем было бы естественно в подобной ситуации.
Мысль эта заставила ее нахмуриться. Стедгольдер что-то скрывал.
Что?
Зачем?
В эту минуту она, пожалуй, отдала бы все, чтобы стать заклинательницей воды и прощупать его эмоции — или хотя бы лучше читать по лицам и жестам людей.
Ей необходимо узнать, есть ли у нее внушающий доверие свидетель, с которым она могла бы предстать перед местным графом. Вороны, да прежде всего ей необходимо знать, обоснованны ли страхи Первого лорда.
Бернард вернулся через несколько минут, неся под мышкой еще одну миску. При виде Амары, сидевшей за столом с ножом в руках, брови стедгольдера удивленно полезли вверх. Потом он нахмурился, подошел к ней и остановился у стола.
— Сэр? — спросила она. — Я что-то сделала не так?
— Вороны, девочка, — хмуро отозвался Бернард. — Я думал, ты еще отогреваешься.
— Но вы хотели, чтобы я почистила это, сэр.
— Да, но… — Он недовольно хмыкнул. — Ладно, не обращай внимания. Сядь-ка обратно на стол, дай я еще посмотрю твои ноги. Да и руку, если на то пошло.
Амара уселась на стол, и стедгольдер опустился перед ней на колени, поставив миску на пол рядом. Он поднял ее ноги по очереди, буркнул что-то себе под нос и достал из ящика маленький пузырек с какой-то вонючей мазью.
— У тебя все ступни изрезаны камнями, — сообщил он. — Хотя ты сама, поди, этого и не чувствуешь — с такими-то замерзшими ногами. Это, — он кивнул в сторону снадобья, — поможет очистить раны и немного уймет боль, когда к ногам вернется чувствительность.
Неожиданно мягкими пальцами он осторожно намазал ей ступни. Потом достал кусок белой ткани и ножницы. Он осторожно перевязал ее ноги и, наконец, принес шлепанцы с мягкими кожаными подошвами и пару серых шерстяных носков. Она открыла рот, чтобы возразить, но, увидев его взгляд, промолчала, и он надел ей носки и шлепанцы.
— Для женщины у тебя ноги не маленькие, — заметил он. — Пришлось поискать свои старые. На некоторое время сойдут.
Она молча наблюдала за его действиями.
— Спасибо. Что, действительно так плохо?
Он пожал плечами.
— На мой взгляд, ничего, но я не заклинатель воды. Попрошу сестру посмотреть тебя — когда ей станет лучше.
Амара склонила голову набок.
— Она больна?
Бернард опять буркнул что-то невнятное и встал.
— Снимай плащ и закатай рукав. Дай-ка я погляжу, что у тебя с рукой.
Амара отодвинула плащ с плеча и попыталась закатать рукав рубахи, но рана была высоко, у самого плеча, и рукав от засохшей крови стал жестким, как корка. Она сделала еще одну попытку и больно дернула рану. Она удержалась и не вскрикнула, только с шумом втянула воздух сквозь зубы.
— Э, так дело не пойдет, — сказал Бернард. — Придется тебе и рубаху новую искать.
Он взял ножницы и принялся осторожно срезать рукав. При виде бурой от крови повязки он нахмурился; впрочем, он нахмурился еще сильнее, размотав повязку и увидев, что она присохла к ране. Он покачал головой, налил в таз теплой воды, взял чистую тряпку и принялся осторожно отмачивать повязку.
— И как, скажи, ты повредила руку?
Свободной рукой Амара откинула с лица волосы.
— Упала вчера. И порезала.
Бернард издал неопределенный звук и молчал до тех пор, пока не удалил последний клочок повязки, не потревожив при этом самой раны. Потом, продолжая хмуриться, взял тряпку и мыло и осторожно промыл рану. Жгло сильно, и Амаре пришлось зажмуриться, сдерживая слезы, — она боялась, что не выдержит и разревется от усталости и неунимавшейся боли. Она так и сидела с закрытыми глазами, пока он медленно, методично обрабатывал рану.
В дверь кухни постучали, и встревоженный голос парня… Фредерик, так его, кажется, звали, окликнул хозяина.
— Сэр? Там вас у ворот спрашивают.
— Пусть подождут минуту.
Фредерик осторожно кашлянул.
— Но, сэр…
— Я же сказал, Фред. — Голос стедгольдера стал чуть жестче. — Минуту.
— Хорошо, сэр, — откликнулся паренек.
Дверь снова закрылась.
Бернард еще пригляделся к ране.
— Это надо бы зашить. Или наложить хорошее заклинание. Так, говоришь, ты упала?
— Упала, — подтвердила она.
— Если так, то ты упала на острый меч, — заметил стедгольдер.
Он в последний раз промыл рану и перевязал ее — очень осторожно, но даже так рука болела ужасно. Больше всего Амаре хотелось теперь забиться в какой-нибудь темный, тихий угол и свернуться там калачиком. Вместо этого она тряхнула головой.
— Прошу вас, сэр. Правда ли то, что рассказал мальчик? На вас в самом деле напал марат?
Бернард глубоко вдохнул. Он отошел от нее к стене, вернулся и набросил ей на плечи что-то легкое, но теплое — одеяло.