— Но это ты убил ее.
— Это самое милосердное, что я мог для нее сделать. — Фиделиас выпрямился. В голове постепенно прояснилось.
Некоторое время Олдрик молчал.
— Великие фурии, — произнес он наконец. — На такое вот убийство у меня бы духу не хватило.
Фиделиас кивнул.
— Главное, чтобы это не мешало тебе исполнять свой долг.
Олдрик хмыкнул.
— Ты как, готов?
— Готов, — сказал Фиделиас. Они двинулись дальше по склону. — По крайней мере, мы заставили маратов шевелиться. — Ноги болели отчаянно, но спускаться с холма было все же легче, чем подниматься на него. — Готовь своих людей. Рыцарей гарнизона будем атаковать так, как планировали по дороге сюда.
— Значит, без боя все-таки не обойтись, — буркнул Олдрик.
Фиделиас кивнул.
— Не думаю, чтобы операции что-либо помешало.
Тави отчаянно лязгал зубами, кутаясь в плащ, когда их с Линялым вытолкали из шатра, в котором они провели ночь. Сам он, впрочем, не знал точно, от холода он дрожит или от переполнявшего его возбуждения, не дававшего ему усидеть на месте и гнавшего прочь холод вступающей в свои права зимы.
— С-снег еще в-выпал, — пробормотал Тави, шагая за неразговорчивым Дорогой.
Большие белые хлопья, кружась, завесили небо белой пеленой. За день снежный покров превратился из тонкой обледеневшей корки в мягкий, толстый ковер, в котором Тави утопал по щиколотки. Правда, даже так он ухитрился поскользнуться в месте, где лед оказался едва припорошенным, но Линялый бросился вперед и успел подхватить его.
— Здорово.
Не убавляя шага, Дорога обернулся к нему.
— Это и правда хорошо, — сказал он. — Снег и темнота — возможно, большая часть Хранителей будут спать.
Тави нахмурился.
— Каких еще Хранителей?
— Хранителей Тишины, — объяснил Дорога.
— Кто это?
— Увидишь, — сказал Дорога.
Он продолжал шагать по снегу, направляясь к огромному старому гарганту, тупо жевавшему свою жвачку. Дорога подошел к скотине и вроде бы не подал ей никакого видимого сигнала, однако та опустилась на колени. Использовав согнутую ногу животного в качестве ступени, Дорога ухватился за свисавшую с седла плетеную веревку и легко забрался на него, а потом помог сделать это Тави и Линялому.
Когда все трое отказались в седле, гаргант неспешно поднялся на ноги, повернулся и зашагал по снегу. Некоторое время они ехали молча, и хотя от спины гарганта исходило тепло, а с обеих сторон Тави прикрывали от ветра соседи, он все же продолжал дрожать. Значит, все-таки от возбуждения, решил он, и рот его невольно растянулся в улыбке.
— Так что за штуку мы должны принести? — поинтересовался он.
— Благословение Ночи, — отозвался Дорога.
— А что это такое?
— Растение. Гриб. Растет в самом сердце долины Тишины. В большом дереве.
— Угу… — сказал Тави. — А для чего он нужен?
Дорога даже зажмурился от подобного невежества.
— Для чего он нужен, мальчик из долины? Для всего нужен.
— Ценный, значит?
Дорога тряхнул головой.
— Одним словом этого не передать. Лихорадка. Отрава. Раны. Боль. Даже возраст. Он властен над всем этим. Для нашего народа нет ничего более ценного.
Тави присвистнул.
— А сейчас у вас есть такой?
Дорога поколебался. Потом мотнул головой.
— Почему?
— Он растет только здесь, мальчик из долины. И очень медленно. Если повезет, один человек в год возвращается, принося с собой немного Благословения.
— Тогда почему вы не посылаете больше людей?
Мгновение Дорога молча смотрел на него.
— Посылаем, — сказал он наконец.
Тави зажмурился.
— Значит… гм… значит, я правильно понимаю: с теми, кто не вернулся, что-то случилось?
— Хранители, — кивнул Дорога. — Их укус смертельно ядовит. Но есть и у них слабое место.
— Какое же?
— Когда падает один, Хранители набрасываются на него. Все до единого. И не преследуют никого другого до тех пор, пока не сожрут без остатка первого.
Тави ахнул.
— Таково Испытание моего народа пред Единственным, мальчик из долины. Ночь только начинается. Ты пойдешь в долину Тишины и вернешься до рассвета.
— А что, если мы не вернемся до рассвета?
— Значит, вы не вернетесь.
— Хранители?
Дорога кивнул.
— Ночью они медлительны. Бесшумны. Никто из них не покидает пределов долины Тишины, когда Единственный заполняет небо своим светом.
— Здорово, — повторил Тави и глубоко вздохнул. — А где твой сын?
Дорога посмотрел куда-то в небо, потом снова на Тави.
— Мой… что?
— Китаи. Твой сын.
— А… Мой щенок, — кивнул Дорога и опустил взгляд на землю перед ними. — Хашат приведет Китаи.
— Так он едет не с тобой?
Дорога промолчал.
— Что? — спросил Тави. — Он в ссоре с тобой? Шатается с кланом Лошади?
Дорога прорычал что-то, и гаргант под ними взревел так, что у Тави лязгнули зубы.
— Ладно, ничего, — поспешно произнес Тави. — Далеко еще до этого твоего большого дерева?
Дорога направил гарганта вниз по длинному, пологому склону и ткнул пальцем вперед.
— Сам посмотри.
Тави вытянул шею, пытаясь заглянуть поверх широких плеч Дороги, потом осмелел настолько, чтобы привстать на спине у гарганта; Линялый, правда, придерживал его за пояс.
Там, далеко впереди, склон, изборожденный длинными полосами теней на снегу, резко обрывался вниз, словно чья-то исполинская рука выдернула из земли перевернутый купол. По всей окружности провала возвышался частоколом хребет; так велика была окружность, что Тави не видел дальнего ее края. Неяркий, зеленоватый свет струился из провала, и когда гаргант подошел поближе, Тави увидел, откуда тот исходит.