Фурии Кальдерона - Страница 137

137

— Харгер говорит, мы потеряли наших рыцарей. Остались только зеленые новички.

— Да, — хриплым от волнения голосом ответила Амара. — И все на стенах. Пиреллус жив, но ранен и в одиночку удерживает ворота. Нам нужно, чтобы вы вышли туда…

— Нет, — буркнул Грэм. — Не стоит и стараться. Ничего не выйдет.

— Но, сэр…

— А огонь? — прохрипел Грэм.

— Противник использовал заговоренные угли наших рыцарей против них. Сделал так, что они взорвались на стенах.

Грэм закрыл глаза.

— Они все у ворот?

— Нет, — сказала Амара. — Они уже снова на стенах. По всей длине.

— Не получится, — вздохнул Грэм. — Даже если бы я не был ранен. Даже если бы у нас было больше заговоренных углей. На такую ширину меня не хватит.

— Но ведь должно быть что-то, что вы могли бы сделать, — не сдавалась Амара, взяв его за руку.

— Ничего, — чуть слышно прошептал Грэм. — Такой фронт мне не одолеть. Сил не хватит.

Амара прикусила губу.

— А может, какое-нибудь другое заклинание?

Грэм снова открыл глаза.

— Что?

— Ну, что-нибудь еще с огнем, — предположила Амара. — Маратам нечего этому противопоставить.

Грэм перевел взгляд с Амары на Харгера и обратно.

— Боятся, — произнес он. — Огня.

— Я не знаю, боятся ли они огня…

— Нет, — чуть раздраженно буркнул Грэм. — Достань огня. Факел. Ты.

Амара удивленно зажмурилась.

— Я? Но я не заклинаю огонь.

Грэм нетерпеливо махнул рукой, оборвав ее, и смерил ее взглядом воспаленных глаз.

— Не могу идти. Кому-то другому придется нести. Ты боишься, девочка?

Она с усилием кивнула. Он хрипло усмехнулся.

— Честная. Умница. Достань факел. И приготовься быть храброй. Храбрее, чем тебе приходилось в жизни. Может, у нас что-нибудь и получится.

Он осекся, закашлявшись, и лицо его перекосилось от боли.

Амара переглянулась с Харгером, потом кивнула одному из легионеров. Тот вышел из комнаты и минуту спустя вернулся с факелом.

— Сюда, девочка, — прошептал Грэм, вяло махнув ей рукой. — Поднеси его ближе.

Амара повиновалась, опустившись на колени у кровати и протянув факел раненому графу.

Грэм закрыл глаза и сунул в огонь кисть руки. Амара вздрогнула, борясь с желанием отодвинуть огонь, но Грэм не поморщился и не моргнул, да и плоти его это, похоже, вреда не причинило.

Сначала Амара ощутила это в себе: крошечный холодок ужаса, возникший где-то в животе и быстро разбегавшийся по всему телу, отчего ноги сразу сделались ватными, неверными. Рука ее начала дрожать, и ей пришлось взяться за факел обеими, чтобы он не шевелился. Грэм издал негромкий стон, и ощущение это в ней сразу удвоилось; ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не броситься бегом из помещения. Сердце билось как безумное, боль в ранах усилилась, и она вдруг не нашла в себе сил даже вздохнуть.

— Девочка, — прохрипел Грэм, снова открыв глаза. — Слушай, девочка. Отнесешь это вперед. Так, чтобы все мараты видели. — Он хрипло вздохнул и закрыл глаза. — Не урони. И не позволяй страху захлестнуть тебя. Быстро.

Амара кивнула, поднимаясь. Дрожь пробирала ее всю, ноги слабели от страха.

— Спокойнее, — сказал Харгер. — Пошли. Быстрее. Я не знаю, сколько он продержится.

Амара дважды открывала рот и не могла выдавить из себя ни звука. Только с третьей попытки ей удалось произнести: «Хорошо». Она повернулась и пошла из покоев, стараясь контролировать свое дыхание, шагать ровнее. Страх леденил ее зимним морозом, холодные ледышки его разбегались с кровью по всему телу, больно кололи сердце с каждым его ударом. Ей с трудом удавалось сосредоточиться на воротах, на факеле — донести, не уронить… Она думала лишь о том, что урони она этот факел, поддайся страху — и все усилия Грэма пойдут прахом.

Она услышала чьи-то всхлипывания и поняла, что это всхлипывает она сама. Тело начало слабеть от всепроникающего страха. Больше всего на свете ей хотелось уйти от ворот, бежать, взвиться в воздух и лететь, лететь как можно дальше от этих варваров.

Вместо этого она шла вперед, к воротам, слабея с каждым шагом. На полпути к воротам она поскользнулась и упала, ослепнув от слез. И все же она двинулась дальше, сначала на коленях, опираясь на раненую руку, держа факел здоровой, чтобы он не коснулся земли.

Неожиданно кто-то вскрикнул прямо перед ней, а потом она почувствовала, что ее поднимают и ставят на ноги. Перед ней стоял великан с пылающим взглядом, сжимавший в ручище палицу размером с небольшое дерево. Она все-таки справилась со страхом, с душившими ее всхлипываниями.

— Бернард, — сказала она. — Бернард. Факел. Отведи меня на стену. На стену!

Великан нахмурился и рявкнул на нее, и это сразу заглушило начинавшуюся было истерику. А потом он просто взял ее под мышки и понес к лестнице и наверх, на стены, в самую царившую на них неразбериху. Она почувствовала, что ее снова ставят на ноги, и, шатаясь, шагнула вперед, к площадке над воротами.

Последние несколько футов она уже не думала ни о чем. Она просто ковыляла вперед, плача, визжа, держа факел высоко над головой, не сомневаясь в том, что смерть уже ждет ее, растопырив черные крылья, как те вороны, которые ждут где-то в предрассветной темноте своего часа, чтобы выклевать глаза мертвым.

Каким-то образом, сама не зная как, она добралась до площадки над воротами и встала там, высоко держа факел, — идеальная мишень для вражеских лучников. И вдруг все заглушила волна жара и грохота, бурная река ревущего света, взмывшего к небу и осветившего землю во все стороны на добрую милю. И весь ее страх расцвел в этом ослепительном огне, выплеснулся из нее тысячекратно усиленными языками пламени, обрушившимися на землю под стенами.

137